Два дня назад я уснула поздно ночью, и, пока я спала, во всём городе заменили асфальт.

Чёрный асфальт, тёмно-серый или заледеневший - со всех улиц он исчез.

Мои глаза упорно настаивают на сём очевидном факте - я вижу, что иду по цементу. Бледному, мёрвому, светло-сероватому.

Это цвет разрушенных пустых городов из глупых фильмов-катостроф.

Улицы вымерзли.



И снег этого блёклого цемента не прячет, снега нет.

Я примитивно устроена - когда мне холодно, я могу думать лишь о том, что холодно. Мысли сразу становятся склизкие и медленные, как рыбы. Я даже представляю себе, как кровь густеет - она всё задумчивее, ей не хочется уже быть жидкостью, не хочется всё больше и больше - пока она не становится студенистой, словно вишнёвое желе. А потом - льдисто-звонкой - барбарисовые сосульки. Много длинных и тонких сосудов барабарисовых леденцов.

Или может быть - как тающие в соке льдинки - только процесс обратен - и шуршащего ледяного крошева в артериях всё больше, пока не.

Мысли-рыбы и льдины-мысли, скользят друг о друга - льдины кверху белым снегом, рыбы кверху белым брюхом.

Пальцы медленны.

В сеть лучше не заходить - медленные пальцы потратят в два раза больше времени и пэтээна, чем пальцы привычные.



Мне нравится чем-то это состояние. Энтузиазма хватает лишь на беганье от окна к окну - баррикадуруюсь от улицы душевно так, в комнатах уже темно, аки в подвалах, только на кухне сквозь толстую плёнку просачивается нечто мутно-солнечное.

Зато на прочем энтузьязм завядает. И я, зная, что всё равно не буду (мозг мёрзл, будто кочан капусты за порогом) готовиться ни к одному из сегодня-завтрашних двух экзаменов - счастиво могу валяться под одеялом, долизывать из банки жалкие остатки малинового варенья (горло слишком печально продуваемо) да читать ирландские мифы, игру в бисер, гауфа и пратчетта - вместе и попеременно.

Я грею пальцы над масляной лампой, и пальцы чернеют.

в шесть утра на кухне грею чайник, и радио радостно поёт про "рок-н-ролл этой ночью, рок-н-ролл этой ночью.." - я не фанатка шахрина, и настроение не то - но слишком холодно ждать кипятка - я играю в "не наступать на пол" сама с сабой, подпеваю, притопывая по конфоркам, на кухонной плите, над которой мелом крашенный потолок - и пальцы белеют.

"..я думал, будет хорошо-о - а вышло не очень."

А за мутным светом из кухонного окошка угадывается утро, пальцы грею о кружку кофе, нахожу мороженый возле подоконника мандарин - бульк, бульк - повторяю вслух - и дольки в чайной ложке горячие, теплом и кофейным запахом.

Я боюсь выходить за стены - там ждёт меня Тильда Суинтон. От меня останется ледяная скульптура.

В институте мне сказали, что это верно, будет очень эстетично - ораньжевые полоски сквозь лёд.

Но мной и заради эстетики не согласны пожертвовать.

Абсолютно поддерживаю сей варварский, но крайне верный взгляд.